Тема №2: Интриги в Янтаре могли зарождаться очень быстро.
Автор:
Ми-2Название: «Ты похож на него…»
Бета:
AldreamРейтинг: R
Жанр: слеш, ангст
Размер: ~ 4700 слов
Пэйринг: Бенедикт \ ОМП, Бенедикт\ Корвин
Саммари: Знаменитая сдержанность самого старшего из принцев Янтаря тоже имела свои предпосылки.
Дисклеймер: Всё не моё.
Город горел.
Зеленое небо подпирали башни неподвижного черного дыма, и между ними, тоскливо крича, кружили синие сторожевые птицы.
- Все кончено, - пробормотал за моей спиной Иинт. – О великая Архе, мы опоздали.
Я натянул поводья, останавливая лошадь, и посмотрел вниз, в долину.
Стараниями адских тварей серебряный Фар-са-Нда, одно из отражений Подлинного города, превратился в груду черных камней и серого пепла. Его сверкающих фонтанов, хрустальных уличных гирлянд, пятицветных флагов на башнях и цветущих на площадях деревьев хлаа больше не существовало. Но я смотрел не на развалины.
- Они все еще здесь, - сказал я. – Это уловка. Труби наступление.
Иинт взглянул на меня блестящими от слез глазами. Так смотрят на святотатцев или богов, а иногда не имеет значения, кто ты есть, когда в обращенном на тебя взгляде рождается надежда. Народ Иинта потерял святыню, но не возможность за нее отомстить.
- Да, великий, - прошептал он. – Да.
Он поднес к губам витую трубу, которую всегда возил с собой притороченной к седлу, и низкий густой вой разнесся над долиной.
- Ва-а-а-аву-у-у-а-а…
Воздух еще дрожал от тоскливого рева, когда угасающий голос тоорна подхватили его собратья, и трубный клич, усиленный многократным повторением, разбудил затаившееся в долине зло.
Я махнул рукой, и катапульты, которые мои воины несли на своих плечах много тысяч метров, дали первый залп.
Небо потемнело - сначала от летящих снарядов, а потом от взметнувшихся из руин демонов. Но мы загнали их в угол, а они лишили себя укрытия, разрушив город, и теперь становились лёгкой добычей для наших стрел. Противник, даже сбитый на землю, все равно оставался смертельно опасным. Только это не имело значения.
Первая волна под командованием Иинта, словно прилив, накрыла город. Даже разбившись на кровь, смерть и боль, она расчистила дорогу для главного удара. Когда время пришло, я вытащил меч и повел войско вниз.
Ведомый мной отряд врубился в город с запада – в самое пекло. То, что когда-то было городскими воротами, осталось далеко позади. Мы влетели на площадь и закружились, уничтожая тварей – шипастых разумных ящеров и их Наездников, имевших верхние конечности, как у богомолов. Стремительные и сильные, они могли перерубить человека пополам, а убить такую тварь можно было, лишь ударив под закрывающие грудь хитиновые пластины.
Тогда-то я и увидел его в первый раз.
Воины этой Тени были смуглыми, черноволосыми и высокими. Их кожа походила на темное золото, а отметины, пятнавшие плечи и руки, напоминали о раскраске леопардов. Молчаливые и безжалостные, эти люди дрались молча и умирали без слов. Я никогда раньше не видел, чтобы кто-то из них пел, идя на смертельную битву. Тогда я еще не знал, кем был вооруженный копьем воин, с песней бросивший вызов сразу двум Наездникам, и потому попытался прорубиться к нему на помощь. Но путь преградил оставшийся без хозяина ящер. Его спинной гребень сочился ядом, и чтобы отправить тварь туда, где ей было самое место, мне пришлось соскочить на землю. О том, что ящер был не один, я узнал через секунду, когда из-под разбившихся колонн поднялся демон. Он был в крови, своей или чужой, а между рогов его сияло заходящее солнце.
- Так это ты разрушил мои планы? – пророкотало в чудовищной глотке, и мой конь захрипел в предсмертной агонии.
Слизывая его кровь со своих когтей, демон посмотрел на меня, и я поймал себя на мысли, что гляжу в бездонную пропасть.
- Я бы использовал другое слово, - сказал я, перехватывая меч в другую руку. – Планы обычно требуют более обстоятельной подготовки.
Мне не помешал бы второй клинок, но на то, чтобы его найти, не оставалось времени.
Хаосская тварь обнажила в усмешке длинные клыки.
- Твоя наглость забавляет меня. Я хочу узнать твое имя перед тем, как убью.
Я столько раз слышал подобные угрозы, что почти перестал обращать на них внимания. Но понимание, что так я выиграю время для тех своих воинов, что не успели убраться подальше от места предполагаемого поединка, заставило меня ответить.
- Вряд ли оно скажет тебе слишком много, - ответил я.
Демон наклонил голову и раздвоенным языком обвел окровавленные губы.
- Не каждый день встретишь принца Янтаря, - утробно произнес он. – Я не имел такой чести уже много лет.
Его слова могли оказаться как ложью, так и правдой – с равной вероятностью. Я поборол родившееся в душе смятение, а потом крепче сжал эфес и медленно вдохнул. Речь могла идти лишь о двух из моих братьев, и оба они лежали в могиле.
- Меня зовут Бенедикт, - сказал я, запрещая себе вспоминать.
Демон принюхался, будто хотел почувствовать исходящий от меня страх. Пылающие глаза раскрылись шире, а когтистая лапа наступила на обломок колонны. Раздался хруст, и мрамор превратился в мелкое крошево. Демон сгреб белый песок и сдул его с чешуйчатой ладони.
- Прах к праху, принц Бенедикт, - прорычал он и развернулся во весь свой исполинский рост. – Так было и так есть. Ты умрешь.
- Время покажет, - ответил я.
Демон взревел и вдруг сорвался на хрип, когда сверкающее лезвие копья вышло у него из груди. Но мой нежданный помощник не успел сделать большего – острые когти вспороли воздух и отбросили воина в сторону. Тот был бы мертв, если бы демон успел сделать еще движение, но я был уже рядом, отвлекая его на себя.
Мы закружились по обожженным плитам и осколкам разрушенного храма. Мой противник обломил торчащий меж ребер наконечник и бросил в меня. Не будь демон ранен, мне пришлось бы несладко, но постепенно он начал сдавать. Я теснил его все дальше и дальше, нанося удары по точкам, которые, как мне казалось, были особенно уязвимы и, наконец, ударил изо всех сил.
Демон рухнул на камни, и я приставил меч к его горлу. Я жаждал правды и не думал об опасности. Наверное, мне повезло, что судьба приберегла для меня другой удар.
- О ком ты говорил? – мой голос выдавал меня, и отродье Хаоса, даже побежденное и умирающее, все равно оскалилось в усмешке. – О Финндо? Об Озрике?
- Твое сердце все еще истекает кровью? – хрипло рассмеялся демон. – Не можешь простить отца?
Я не понимал, о чем он говорит, но ненависть поднималась в душе, затмевая разум.
- За что? – пробормотал я.
- Ведь это он послал их на смерть… отправил на встречу со мной, - в груди демона булькала кровь, и слова звучали все тише. – Это же он отдал нам приказ… святой Оберон…кхе.. сын своего отца-предателя… - его стекленеющие глаза остановились на мне. - Живи с… этим знанием...
Я не хотел слушать, но и не желал, чтобы он замолчал. Мое промедление длилось всего лишь мгновение, но оно едва не стоило мне жизни. Собрав последние силы, демон рванулся вперед, и я уцелел только потому, что меня сбило с ног. Последнее усилие стоило адской твари жизни, и на разбитых плитах Фар-са-Нда мы лежали рядом – он, я и человек, который меня спас. Я смотрел в его большие темно-коричневые глаза с вертикальными, точно у кошки, зрачками, и слышал, как поверженный демон испускает дух. Когти царапнули камень в последний раз, и только тогда закрывавший меня собой воин пошевелился.
- Слова – зло, - сказал он, и я узнал голос. – В бою им не место. Твой враг лжив, мой бог, а его речи ранят не хуже стали.
Я не знал, что ответить. Тогда воин скатился с меня, поднялся на ноги и протянул руку. Воспользовавшись предложенной помощью, я встал.
За время поединка с демоном, оставшимся для меня безымянным, бой ушел далеко вперед. Я не беспокоился за ход битвы - стратегия взятия города предусматривала даже мою смерть, не то, что временную задержку в командовании - и сейчас, смятенный и растерянный, мог позволить себе короткую передышку.
Я посмотрел на человека, стоявшего рядом со мной, и только теперь смог разглядеть его во всех деталях.
Даже грязный и залитый кровью он был красив. Его черные волосы, спутанные и покрытые пылью, опускались до середины лопаток, а на острых скулах темнели нанесенные знаки, смысла которых я не понимал.
Воины этих мест носили длинные кольчуги, прикрывавшие бедра, и металлические щитки, украшенные белой росписью, но только не он. Его амуницию составляли грубо выделанные доспехи из кожи – жилет и короткая юбка, сплошь усеянная медными бляшками, да простые сапоги, голенища которых туго затягивались ремнями на икрах.
- Как тебя зовут? – спросил я.
Он опустился на колени, прямо в пыль, камни и кровь, и в следующий миг я почувствовал, как моей руки касаются поцелуем сухие горячие губы.
- Ин-гар из рода Фарр, мой бог, - ответил воин, поднимая на меня спокойный взгляд.
- Ты пел, - невпопад заметил я, видя, как на дне коричневых глаз плавится темное золото. – И ты, наверное, ранен. Я видел, как тебя отшвырнуло наземь.
- Меня сложно убить, - улыбнулся он, по-прежнему держа меня за руку. – Я служу тебе и Архе. Моя вера укрывает меня подобно щиту.
Он говорил загадками, Ин-гар из рода Фарр, и если бы я больше знал о Тени, которую выбрал своим временным домом, то ушел бы тогда, не оглядываясь. Но я был молод.
- Встань уже, Ин-гар, - сказал я. – К черту церемонии. Спасибо, что помог мне.
Я пожал его сильную, крепкую, словно камень, руку. Он снова улыбнулся.
- Ты мой бог, - произнес он. – Это честь для меня.
Где-то впереди вдруг раздался завывающий зов тоорна, и мы, не сговариваясь, кивнули друг другу в последний раз и разошлись в стороны. Битва за Фар-са-Нда продолжалась, и солнце успело опуститься за горные пики, а потом подняться снова прежде, чем я приказал трубить отбой.
Несмотря на усталость, я не смог заснуть ни в тот день, ни на следующий. Слова демона, ядовитые и жгучие, словно его кровь, прожгли в моей душе дыру, и я час за часом сидел в походном шатре, разложив перед собой Козыри. Две Карты из трех уже никогда не смогут отозваться на контакт, а вот третья…
Оберон - король Янтаря, мой отец и человек, из-за которого моя мать провела в тоске и страхе последние годы жизни – один в трех лицах. Я смотрел на его изображение и гадал, мог ли убитый демон говорить правду. А если нет, то откуда он знал то, о чем говорил?
Интриги в Янтаре могли зарождаться очень быстро. С приходом Фейеллы, нынешней жены отца, и рождением двух ее сыновей – возможно, уже больше, я давно не был во дворце, - все изменилось не в лучшую сторону. К тому же предположение, что Оберон сам устранил старших отпрысков, граничило с изменой. Получалось, что, лишенные права претендовать на престол, они, тем не менее, в чем-то оставались угрозой для отца. Хотел бы я знать, в чем.
Задумавшись, я не заметил, как потянулся через Козырь, а когда Оберон на Карте ожил, было уже поздно обрывать Контакт.
- В чем дело? – грубо спросил мой отец. – Разве я дал тебе право беспокоить меня?
Я постарался, чтобы на лице не отразились чувства, испытываемые мной в тот момент.
- Война закончена, - сказал я. – Янтарный контроль за Тенью Фар-са-Нда восстановлен.
Складки на лбу моего отца немного разгладились, но в уголках крепко сжатых губ не родилось улыбки.
- Хочешь сказать, тебе там больше нечего делать? Что с портом?
- Порт разрушен.
- Так восстанови его! – повысил голос Оберон и прервал Контакт.
Но я все же услышал женский смех и увидел тонкую руку, обнявшую отца за шею.
Задыхаясь от гнева, я отбросил Карту на стол.
Мне срочно требовалось выпить.
Я откинул полог и вышел из палатки в ночную темноту.
- Не спится? – тенью шагнул навстречу мне Иинт. Он держал на перевязи раненую руку, а левая нога, к которой я не подпустил местных хирургов и занимался ею сам, по-прежнему покоилась в лубке.
- Тебе тоже, - отозвался я, поднимая голову к небу. Звездный веер был совсем другим, чем в Янтаре, и почему-то это меня немного успокоило. – Нога сильно болит?
Иинт вздохнул и тоже посмотрел на небо.
- Не умру, - сказал он.
Эта правда пришлась мне по душе.
- Иди спать, - проговорил я, направляясь к ближайшему костру. – Если тяжело идти, воспользуйся моей палаткой, она мне все равно не понадобится.
Иинт, единственный, кто в этой Тени не называл меня богом, даже усмехнулся в ответ. Я вдруг подумал, что пройдет еще несколько лет, и он начнет со мной спорить. А то, что я мог застрять здесь надолго, уже не выглядело маловероятным.
Мое войско стояло лагерем поодаль от бывших городских стен. Здесь хватало места для палаток и костров, а гарь и вонь разлагавшихся трупов относило в сторону.
Подходя к костру, разложенному прямо на ведущей к Фар-са-Нда дороге, я услышал смех и музыку. Ее издавал неизвестный мне инструмент, похожий на свирель и маленькую арфу одновременно. Один из сидевших рядом с огнем воинов по очереди дул в просверленные отверстия, маленькие клапаны открывались и закрывались, дергая струны, и те издавали мелодичный, хоть и обрывистый звук.
- Не так! – воины засмеялись снова, когда кто-то отобрал у игравшего инструмент.
Раздался резкий свист, писк и даже визжание. Смех стал еще громче.
Не желая мешать веселью, я остановился у самой границы светового пятна.
- Архе вас… - тихий голос показался мне знаком. – Дети.
Я затаил дыхание, желая узнать, что будет дальше.
Ин-гар протянул руку прямо через огонь, а потом поднес инструмент к губам и заиграл.
Люди вокруг костра затихли. Да и я, завороженный красивой мелодией, не шевелился, всей душой впитывая мотив. Звук лился в ночи, переплетался с языками пламени, летел с искрами к черному небу, а когда музыка закончилась, Ин-гар помолчал немного, переводя дыхание, а потом тихо запел.
На сей раз я мог разобрать слова.
В песне говорилось о небесном воине, сошедшем на землю Фар-са-Нда.
- Его руки держат сияющий меч, волосы светлы, как древесная кора, а в глазах горит пламя, сражающее врагов, - пел Ин-гар, глядя прямо на меня. – Он молодой бог, и на плечах его лежит бремя, непосильное смертным. Его улыбка редка, как безоблачный рассвет, а в сердце живет печаль. Он молчит, как молчат камни, и слышит дыхание Архе. Но дорога идет через темные земли, и кто знает, что случится с ним, когда он покинет этот мир.
Он рассказывал обо мне, и я сделал шаг вперед.
Воины вскочили, с поклоном освобождая место в кругу у огня, но я остановил их жестом. Поклонения не хотелось. Я мечтал избавиться от одиночества, которое сковывало подобно цепям. А еще я хотел выбросить из головы слова демона. Да и всю свою жизнь, уж если на то пошло.
- Надеюсь, вино еще осталось? – спросил я, садясь на землю. Кто-то протянул мне сделанный из шкуры бурдюк. Я пригубил, и кислое, незрелое плодовое вино, показалось мне именно тем, чего не хватало этой ночью. Сделав большой глоток, я благодарно кивнул воинам.
- Спой еще, Фарр-Ин-гар! – воскликнул сидевший рядом со мной. – Видишь, Архе тобой довольна сегодня.
- Вижу, - отозвался тот, не отрывая от меня взгляда. – И я спою.
Почему-то мне стало жарко.
Теперь Ин-гар пел под другой аккомпанемент. Воины хлопали ладонями по коленям, ударяли ногами по земле, и песни сменялись одна за другой. Баллада о любви шла за напевом, больше подходящим для похорон, а воинственные ритмы чередовались с поэтическими мотивами о лентах, запутавшихся в ветвях хлаа. Я пил вино, сидел среди своих людей у огня, слушал чужие песни, и собственная боль медленно уходила из моего сердца.
Я и не заметил, как мы остались одни у догорающего костра.
- Мне казалось, твой народ молчалив, - сказал я, невольно жалея о том, что ночь подходила к завершению. Мне не хотелось вставать, идти и снова оставаться наедине с дурными мыслями.
Ин-гар улыбнулся.
- Еще успею намолчаться, - ответил он, поднимаясь и делая ко мне шаг через костер. – А тебе сегодня нельзя быть одному.
Меня это не удивило. Наверное, потому, что я выпил много вина. Или думал точно также.
- Похоже, ты хорошо меня знаешь, - произнес я. – Но мы не встречались раньше.
Улыбка Ин-гара скрадывалась тенями, но все равно оставалась заметной.
- Я служу Архе, - прошептал Ин-гар, - а значит, служу жизни. Бог – часть мира. Порой он тоже испытывает боль, и ему нужна помощь. Как ростку хлаа, понимаешь?
Я качнул головой, глядя, как отсветы пламени играют на его черных волосах.
- Когда из зерна проклевывается росток, на него давит земля. Он слаб и беспомощен, и холодный ветер может погубить побег. Но если его поддержать, укрыв палыми листьями, то согретый росток поднимется к небесам и тысячи лет будет дарить людям жизнь.
Ин-гар смотрел на меня, и тепло, о котором он говорил, вдруг зародилось под ребрами.
- Позволь мне остаться сегодня с тобой, - прошептал Ин-гар, подаваясь ко мне. Дыхание, слетевшее с его губ, коснулось моего лица, и я вспыхнул, точно черный порох. – Возьми меня в свой шатер.
Я поцеловал его прежде, чем успел осознать произнесенные слова.
Он пах ночным ветром и костром. Мы лежали на одеяле, сброшенном с моей походной кровати, и я слизывал сочный запах с его кожи, собирал губами и никак не мог остановиться. Ин-гар обнимал меня ногами, тянул к себе, и я терял голову от желания, целуя губы, на которых еще чувствовался привкус вина.
Жилет Ин-гар потерял где-то с той стороны палатки, а юбка давно задралась к поясу. Металлические бляшки на ней стукались друг об друга, когда я двигался, вжимая своего любовника в землю, и его гортанные стоны, вплетаясь в ритмичное позвякивание, складывали новую музыку. Кожа под моими руками была гладкой и горячей. В темноте я не видел пятнышек на плечах Ин-гара, но при мысли о том, что обязательно поцелую их – оближу каждый неровный кружок, отмечу следами своих зубов, - в животе все туже сворачивалось пламя.
Ин-гар принимал мои ласки, без колебаний и с жадностью раскрываясь мне навстречу, и я хотел его. Черт возьми, я брал его и хотел еще сильнее.
Мы перевернулись, и он оседлал меня, откинувшись назад и опершись руками на мои колени. В свете масляной лампы, чадившей на столе, Ин-гар казался выточенным из золота – я водил ладонью по его груди, задевая твердые соски, и стонал сам, чувствуя, как крепко сжимают меня сильные мышцы. Я гладит нежную плоть, проводя пальцами по влажной головке, и Ин-гар двигался резче, едва не выбивая из меня дыхание. Позволив ему двигаться самому, я кусал губы, стараясь сдержаться и продлить наслаждение, но искушение было слишком велико, чтобы ему противиться.
Дернув Ин-гара к себе, я перекатился сверху, подмял его своим телом, несильно сжав зубы на выступающих позвонках, и вошел снова – сильно и глубоко, так что он глухо застонал, подаваясь мне навстречу. Из дальнейшего помню только горячечный туман, застеливший мой разум, да пальцы Ин-гара, вцепившиеся в смятое одеяло – картина, впечатавшаяся в мозг, как клеймо вожделения, какого я не мог вообразить себе раньше.
Впервые я чувствовал себя чем-то большим, чем являлся в собственных мыслях. Как тот росток, о котором говорил Ин-гар, я словно поднял набросанную сверху толщу земли и увидел солнце. Душившее меня отчаяние отступило, а камень, давивший плечи к земле, теперь казался вполне по силам. Пусть даже я и понимал, насколько иллюзорны мои ощущения.
Когда я рассказал об этом Ин-гару, он тихо рассмеялся и провел по моей щеке ладонью. Так меня гладила мать - настолько давно, что я и забыл, как любил эту ласку. Но теперь, вместо боли, мое сердце сжалось от нежности.
- Самый страшный враг живет внутри нас, - шептал Ин-гар, собрав свои волосы в кисть и гладя ею по моему животу. – Он разрушает душу страхом и сомнениями, а когда душа слаба, тело - всего лишь бренная плоть.
Я прикрыл глаза, вслушиваясь в его голос.
- Но если ты обретешь умиротворение, ты станешь неуязвим для слова или стали, - продолжил Ин-гар.
- Но как? – спросил я, ловя его за руку, и притянул к себе. – Не ты ли расскажешь мне об этом?
Он засмеялся.
- Я всего лишь монах, - сказал он. – На моих плечах будут стоять потомки, увидевшие мир таким, каким его делаю я. И не более того. Мне ли учить бога, которому суждено стать великим?
- Тогда все это пустой разговор.
Ин-гар не обратил внимания на мои слова.
- Но если ты посмотришь вокруг себя, то увидишь истинного учителя, - улыбнулся он. – Природа. В ней есть ответы на любые вопросы. Зачем раскрывается лист, как с неба падает дождевая капля, почему ветви деревьев растут именно под таким углом… Вопросы жизни и смерти теряют остроту, если видеть в них всего лишь механизм, мой бог.
Я еще не понимал его слов, но что-то внутри уже видело новый путь и даже примерялось сделать по нему первый шаг.
- Меня зовут Бенедикт, - произнес я, толкая Ин-гара на спину и нависая над ним. – Я хочу, чтобы ты звал меня так.
- Бенедикт, - подняв на меня взгляд, певуче повторил он, и я захотел сделать его своим снова.
Когда наступило утро, я вышел из палатки первым и нахмурился, не увидев Иинта, стоявшего на привычном посту. Не то чтобы в мои стремления входило сделать события этой ночи общеизвестным достоянием, скорее, я беспокоился о состоянии здоровья одного из самых лучших своих командиров.
Иинт отыскался в лазарете, где сидел и ножом разрезал сделанную накануне повязку.
- Тебе стало хуже? – спросил я, отгоняя смущение прочь.
- Нет, - ответил он и посмотрел мне в глаза. – Но когда рядом с тобой воин Архе, мне не о чем беспокоиться.
Я пожал плечами.
- Ты ведь знаешь о них? - осторожно спросил он.
Раньше Иинт не допускал подобного тона, поэтому я почувствовал беспокойство. Я слышал о культе Архе, и видел храмы, стоящие на земле этого Отражения так давно, что никто и не помнил, когда появился первый. Их архитектура потрясала воображение – стены складывались из каменных статуй, удивительно точно походивших на людей. Длинные ряды каменных лиц, излучавших спокойствие – жуткое и в то же время величественное зрелище.
- Расскажи мне, - попросил я и опустился рядом с Иинтом на грубую деревянную лавку.
- Они – святые, - произнес тот, осторожно сдирая приклеившуюся к ране повязку. – У моего народа есть примета: если ты встретил монаха-воина Архе, значит, день будет удачным. Я не слышал, чтобы кто-то из них сделал злое дело или взял больше, чем требовалось.
Я помолчал.
- Еще я знаю, что они употребляют в пищу особую смесь каменной соли. Состав известен только монахам, но он придает телу немыслимую твердость, почти неуязвимость. Вот почему воина Архе так сложно убить в бою.
Перед моими глазами встал Ин-гар, отлетающий на груду камней, и я кивнул, вспомнив про отсутствие ран на его спине.
- Они приходят по зову Архе и уходят, когда наступает срок, - продолжил Иинт. На его лице отпечаталось беспокойство, но я не знал, почему.
- Ты же сказал, что мне нечего опасаться рядом с одним из них?
- Все так, - сказал Иинт и отвел взгляд. – Только однажды он все равно уйдет.
- Посмотрим, - пробормотал я и, поднявшись на ноги, пошел прочь.
Мы восстанавливали порт несколько месяцев: расчищали завалы, возводили новые стены, накрывали крышами дома. Верфи серебряного города пришлось отстраивать заново, но с каждым днем людей под моим началом становилось больше – это возвращались бежавшие в горы жители.
Я не помнил другого времени, когда мне было так хорошо. Ин-гар оставался рядом, и в мою голову все чаще приходили мысли о том, что стоило бы остаться в этой Тени. Жизнь в Янтаре уже не привлекала меня, как раньше. К тому же я понимал, чем грозит мне появление при королевском дворе. Так или иначе, но я оставался старшим сыном Оберона и не собирался подвергать Ин-гара опасности только потому, что он стал мне дорог.
Любая интрига имела в прикупе смерть и одиночество, да и ставка в игре оказывалась слишком сомнительной, чтобы я захотел рисковать. Наверное, я повзрослел.
Тем вечером мы долго сидели на берегу моря, глядя, как черные птицы с белыми крыльями падают в пенный прибой и выхватывают из волн крабов. А потом Ин-гар поднялся, сбросил с себя немудреную одежду и, улыбнувшись мне, пошел к воде.
Я собрался последовать за ним, когда меня настиг Контакт.
- Сын, - произнес Оберон, глядя на меня из-под сведенных к переносице бровей. – Ты нужен мне в Янтаре. Возьми меня за руку.
Протянутая ладонь напомнила мне змею, и я невольно отступил на шаг, едва не поскользнувшись на мокрых камнях. Я не хотел уйти. Не мог.
- Нет, - сказал я. – Мне нужно время, чтобы закончить дела.
- Сколько, - спросил Оберон, проглотив мое неподчинение. Я удивился, но виду не подал.
- Мне нужна одна ночь, - ответил я.
Отец кивнул.
- Завтра, - сказал он и исчез.
Мое сердце стучало, как военные барабаны при атаке, но я смотрел на Ин-гара, махнувшего мне рукой из волны, и чувствовал, что смогу со всем справиться. Если…
Если он пойдет со мной.
Когда я озвучил свое предложение, Ин-гар, до сих пор улыбавшийся, внезапно помрачнел.
- Я принадлежу Архе, - проговорил он, избегая встречаться со мной взглядом. – Ты ведь понимаешь, что это значит.
- Нет, - сказал я чистую правду.
- Ты видел наши храмы, - опять напомнил Ин-гар, будто мне не о чем было беспокоиться помимо искусства их резчиков.
- При чем здесь это? – воскликнул я. – Если ты хочешь снова завести свои философские проповеди, то сейчас не время.
Он вздохнул, будто я ранил его в самое сердце.
- В горах Ха-нтри, - произнес он тихо, - можно найти минерал. Мы, монахи, называем его пепел мира – это то, что осталось от птицы Рит, породившей солнце. Если употреблять его в пищу, то тело обретает нечеловеческую силу и крепость, как у камня.
- Зачем ты мне это говоришь? – давя дурное предчувствие, спросил я.
Ин-гар взял мою руку и крепко сжал.
- Проходят годы, и рит-ха меняет тело, делая его подобным камню. Каждый день, каждый миг, сила, дарованная Архе монаху, накапливается внутри, и однажды наступает момент, когда камень оказывается сильнее.
- Постой… - перебил я его. – Подожди, я…
Он покачал головой.
- Сначала изменения незаметны, потом у монаха каменеют ногти, и это значит, что настал его срок. Он возвращается в монастырь и…
- И из ваших окаменевших тел потом строят храмы, - выдохнул я, цепенея от ужаса. – Это не статуи, там, вместо стен, это люди…
Ин-гар мягко, как ребенку, улыбнулся мне и кивнул.
- Как ты можешь жить с этим? – выкрикнул я, борясь с противоречивым желанием оттолкнуть его и одновременно прижать к себе крепче.
- Архе дает мне силу, чтобы творить добро, - ответил он. – Я выбрал этот путь сам и не жалею об этом.
Мое сердце стыло, будто сдавленное камнем.
- Но ты… если ты больше не будешь принимать этот…
- Рит-ха, - подсказал Ин-гар.
- Ты ведь не превратишься в камень?
Он пожал плечами.
- Возможно, нет.
- Прошу тебя, - воскликнул я, стискивая его в объятиях. – Пойдем со мной. Время, которое у нас осталось, не отнимай его больше.
- Твой внутренний враг снова поднял голову, Бенедикт, - прошептал Ин-гар. – Он ослепляет тебя и закрывает истину. Так или иначе, но ты будешь жить тысячи лет, а моя жизнь коротка. Я состарюсь и умру быстрее, чем в твоих волосах появится первый седой волос.
Он был прав. Я признавал это с болью, но отрицать не мог. Он многому научил меня, и этот, самый горький урок, оказался самым последним.
В ту ночь я любил его, как никого и никогда больше, а утром поцеловал на прощанье, улыбнулся и ушел, чтобы никогда больше не возвращаться.
Ин-гар так и не узнал, что я заметил каменную кромку, выступившую на ногте его мизинца.
***
- Почему ты рассказываешь мне столь жуткую историю? – Корвин сидел в моем любимом кресле и задумчиво постукивал ножнами по носку сапога. – Уверен, у каждого из нас есть в загашнике не один десяток подобных страшилок на ночь.
Я разлил вино по опустевшим бокалам и потер обрубок руки. Фантомные боли с годами сходили на нет, точно так же, как стиралось из памяти однажды испытанное чувство.
Сладкое и терпкое, вино прекрасно дополняло вечер откровений, которые, с некоторой поры, у нас с Корвином случались все чаще.
- Ты задал вопрос, я на него ответил, - сказал я.
- Но я-то думал, что ты расскажешь об адской деве Линдре, - усмехнулся Корвин.
Пятна на его щеках могли быть румянцем от вина, а может, тенью смущения или неловкости от услышанного. Хотя, чем принца Янтаря можно было удивить в этом плане, я, признаться, даже не мог себе представить.
- Ее я не любил, - пробормотал я, делая хороший глоток вина.
Корвин отсалютовал мне своим бокалом, и какое-то время мы пили молча.
- С девами Хаоса нам не везет обоим, - признался Корвин наконец.
Я согласно кивнул.
- И все же… - Корвин выдержал паузу и снова вернулся к затронутой теме. – Почему именно о нем и сейчас? Прости, но раз уж у нас с тобой милые родственные посиделки, я все же скажу.
Подняв брови, я посмотрел на него.
- Это же не просто так, да? Эту историю ты бы предпочел держать в самом темном уголке памяти, забыть и никогда не вспоминать. Я прав?
- Ты напоминаешь мне его, - осторожно произнес я и внимательно посмотрел на брата.
Однако, вместо того, чтобы вскочить и умчаться куда подальше, Корвин только прищурился.
- Ты же не надеешься, что я когда-нибудь стану каменным истуканом? – уточнил он. – Или… Если это была попытка предупредить, что кто-то подсыпает мне в еду всякую хрень…
Я слабо улыбнулся.
- И ты ведь не ждешь, что я немедленно запрыгну в твою постель и провозглашу божеством?
Корвин усмехался, а румянец на его щеках стал гуще.
- Ни в коем случае, - ответил я, чувствуя, как теплеет в груди. – Я прекрасно помню, на что ты способен.
- То есть, в целом предполагаешь, что от меня так просто не отделаться? – спросил он, и теперь уже я вдруг ощутил, как лицо заливает жар.
- Еще нет, - сказал я.
- А зря, - ответил Корвин, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки. – Потому что примерно так все и выйдет. Как только я протрезвею и начну соображать нормально.
Тогда я усмехнулся и налил нам обоим еще вина.
А там – будь что будет.